Только правда: Как сложно быть смешным

Один из величайших стендап-комиков современности, главный герой старинного британского сериала Black Books Дилан Моран позвонил мне точно в назначенное время. Я подготовил студию к записи телефонного интервью задолго до этого и потратил несколько часов, чтобы печатными буквами на английском языке вывести все вопросы, которые хотел ему задать. Через неделю мистер Моран должен был прилететь в Киев, чтобы стать первым западным стендап-комиком, который выступит в Украине.

— Hi Yaroslav, — впервые мое имя далось англосаксу без ошибок.

Я включил запись и попробовал перестать волноваться.

— Listen, I have a few questions for you, — продолжил Дилан.

На протяжении следующих сорока минут он задавал мне один вопрос за другим: о политической обстановке в нашей стране, бедолаге Юлии Тимошенко и тиране Януковиче (шел 2012 год), греко-католиках и православных, футбольном клубе "Динамо" Киев, отношении к русским и языковой проблеме — обо всем, что казалось ему важным, чтобы представить себе людей, перед которыми он должен был выступить. В конце концов я успел зачитать не больше двух вопросов со своей бумажки, чтобы радиослушателям досталось хоть какое-то интервью с Диланом Мораном. Никогда еще провал не был таким потрясающим уроком — я туго намотал на ус, что, прежде чем пошутить, стендап-комик должен задать миллион вопросов.

За день до концерта Морана в Киеве у меня был свой небольшой гиг в клубе "Диван", и я репетировал свои пятнадцать минут комедии, расхаживая по кухне с секундомером на телефоне. Я старался выучить наизусть то, что написал в течение дня, отложив все на последний момент. До выступления оставалось чуть больше двух часов, и я нервничал — смогу ли я шутить без бумажки? смешно ли то, что я написал? во что одеться? КАКОГО ЧЕРТА КОМУ-ТО БУДЕТ СМЕШНО?! Вдруг секундомер остановился, и телефон принял СМС от Дилана: "Буду рад видеть тебя сегодня вечером в "Будда-Баре". Буду там с девяти вечера".

Мое выступление начиналось как раз в девять, и я мог стать первым человеком в Украине, который не явился на встречу с Диланом Мораном. Я попросил его дождаться меня в "Будда-баре" (которому надо запретить рекламировать себя по дороге из аэропорта). Дилан был вежлив и пожелал хорошего гига.

Мой гиг не был хорош. Как и почти все предыдущие. Я боролся за внимание людей, которые пытались заказать себе напиток в толкучке у бара в дальнем конце "Дивана". Я старался не обращать внимания на улыбки поддержки моих друзей и знакомых — от них становилось совсем безнадежно. Я ждал, когда все эти двести человек рассмеются. Но те, что были поближе к сцене, молчали и слушали, а те, что подальше, — болтали и ели. Они были весьма добры ко мне и не бросались пельменями, просто улыбались в тех местах, где я надеялся, что они разорвут свои животы.

Это такое ощущение ненужности, чувство бессильной злобы на публику и себя, это как если бы ты бежал стометровку, задохнулся и упал на колени за двадцать метров до финиша (я видел парней, которые останавливали свои выступления посредине, когда ни одна шутка не работала, они извинялись и готовы были заплакать). Это судилище и ад в экспресс-режиме. Но через это проходили все. Джима Кэрри зафукивали, Луи Си Кея оскорбляли, Ричарда Прайора не замечали, Дилана Морана считали несмешным. Опыт этих ребят в самом начале — единственное, что может тебя поддержать. И это были уроки номер два и три. Пиши каждый день, а не в день выступления. Провались перед всеми тысячу раз, прежде чем стать крутым, будь готов к длинной дороге.

После концерта я побежал с Бессарабки в другой конец Крещатика и застал Дилана, его менеджера и устроителей концерта в "Будда-баре". Мы немного погуляли по Киеву, пока Дилан не пошел отдыхать. Он оказался точно таким же, каким вы могли видеть его в том легендарном сериале. С бутылкой красного вина. В черном пальто. Со взъерошенными волосами. Экспрессивный, прямой, добрый и смешной. Я ведь привык, что люди из украинского "ящика" в жизни не похожи на себя экранных. А он был самим собой и там и там.

Перед сном я смотрел ток-шоу Green Room c другом всех западных комиков Полом Провенцой. Эдди Иззард, Тим Минчин и еще пять первоклассных стендаперов сидели за круглым столом, потягивали пиво и болтали о своей профессии в окружении зрителей. Они говорили о запретных темах, о самых жестоких шутках, которые им попадались, о своих коллегах, о республиканцах и демократах, о геях, музыке и алкоголиках. Казалось, нет темы, на которую им было бы нечего сказать. И сказать смешно. Мне вдруг представилось, что как-то так — легко и честно — о самом важном, о людях и их делах, говорили греческие боги за кубком вина, притворяясь смертными на пиру в доме у Одиссея.

И в этом ощущении я не зашел слишком далеко. Сатирик Джон Стюарт, который несколько недель назад ушел на пенсию из The Daily Show после шестнадцати лет в эфире, много раз опережал Барака Обаму в списках самых влиятельных американцев. Другая глыба стендап-комедии — Джерри Сайнфелд — долгие годы оставался самым высокооплачиваемым актером на американском ТВ. Эдди Иззард собрал стадион "Уэмбли" в Лондоне как тот Фредди Меркьюри. Лос-Анджелес еще недавно был завешан бордами с виноватым лицом Луи Си Кея и подписью "Вуди Аллен телевидения". Ну ладно, сам Вуди начинал как стендапер. Как и половина ваших любимых западных комиков.

Как они делают это?! О чем они думают? Что у них общего? Что отличает великих от сотен тысяч неудачников с микрофоном по всему миру? Кто они — эти боги, которые выдают себя за шутов?

Конечно, все они действительно умеют рассмешить. Каждый из них знает, из чего состоит бит, знает формулу шутки, закон юмора, — и это простая математика. Ты делаешь уникальное наблюдение, находишь что-то, что действительно правда, — и этого достаточно, чтобы даже самый зверский зритель был тебе благодарен. Как человек, которому сказали правду. Пусть даже эта правда будет из самого темного места.

Впрочем, это только первая часть бита. Во второй ты издеваешься над правдой, крутишь ее туда-сюда, превращая в абсурд или буквальность, разжевываешь ее в самых безумных диалогах и сценках, тестируешь и примеряешь на себя в таком количестве ситуаций, насколько хватит твоей фантазии и исполнительского мастерства. В общем, шутишь.

Но без первой части, без правды и наблюдений, шутить не о чем. И это самое тяжелое. Потому что правда — только внутри тебя. Все остальное — чужие интерпретации. Правда чужого человека. А твоя правда страшная, постыдная, нелепая. Например, я когда-то в подростковом возрасте взасос поцеловал мужика. Мы играли в бутылочку, и выпало неизбежное, если девочек меньше парней. И все, что я помню, — это боль на щеках от щетины того мужика. И понимаете, я чувствовал себя в тот момент как мужчина и женщина одновременно. Больно, как женщине. Смелый, как мужик. И да, этот абзац правды дался мне тяжелее всего в этой колонке. Почти так же трудно, как высунуть язык мужика из своего рта без драки.

Наблюдения и способность к их анализу — это трудно. Это требует времени, усилий и природного таланта. Нужно стремиться познать мир. И на это уходят годы. Иногда десятки лет.

И формулировать слова в ритм, держать паузы, дать себе разрешение быть идиотом — это невероятно тяжело. Только дети не боятся быть дураками. Потому что не ведают осуждения. До поры до времени.

И вот ты честный, ты наблюдаешь и познаешь мир, ты выворачиваешь себя наизнанку, исповедуешься перед незнакомыми людьми, которые узнают в тебе себя. Смеясь над собой, ты даешь людям невероятное удовольствие, которое можно скрыть в общем хохоте (одна из теорий юмора считает смех защитной реакцией) и за которое они готовы платить. Ты даешь людям возможность прикоснуться к исключительной правде, и не делаешь из этого трагедии, как твой психотерапевт. Ты даешь им легкость от встречи с правдой.

Тем сентябрьским вечером Дилан Моран вышел на сцену кинотеатра "Кинопанорама" в своем обычном виде и поставил бутылку красного на стул рядом. Пятьсот человек заплатили по сто долларов по старому курсу, чтобы два часа слушать его на английском языке без перевода. Он играл свою текущую программу – о пьянстве, женщинах, Британии, о том, как живет современный человек, а также о Януковиче и Тимошенко, "Динамо" Киев и русском языке, католиках и православных. После шоу мы сидели большой компанией в "Андер Вандере", и Дилан чертил на большом листе свою схему понимания общества: вот религия, вот футбол, вот политика, вот все, из чего состоит любое общество на любом континенте, и расспрашивал своих русских промоутеров о России, где ему предстояло выступить.

Прошло три года, и в Украине проходит первый фестиваль стендап-комедии, на который съезжаются больше ста комиков со всей страны. На правах одного из заводил я попадаю в жюри. Смотрю больше ста неудачных гигов за семь часов, но остаюсь страшно доволен. Побеждают самые честные. И всего, чего им не хватает, — это десяти лет опыта на сцене и наблюдений, которые придут со временем и упорством. Через месяц звоню Дилану впервые за это время, и он снова выговаривает мое имя без ошибки и снова задает тысячу вопросов — о Майдане, о войне, об отношениях с русскими, о комиках в Украине, о религии и футболе. Он говорит, что хочет выступить у нас еще раз и посмотреть своими глазами на то, что здесь происходит. Может быть, в следующем году. У хороших комиков ничего не меняется — они голодны к правде.

 

Смотрите также: Спецпроект Buro 24/7: Молодые театральные актеры читают монологи из классических фильмов.