
Канны: "Донбасс" Лозницы взрывает программу "Особый взгляд"
Дневник кинофестиваля
Ужасные новости – похоже, что важный благотворительный бал AmFAR, который традиционно проводят во время фестиваля, накрывается медным тазом. Виной всему продюсер и благотворитель Харви Вайнштейн, который даже там умудрился кому-то залезть под юбку. В этом году в память о нем вечер отказалась вести Шерон Стоун, а теперь и музыкант Фаррелл сослался на чрезвычайную занятость и решил на AmFAR не выступать. Где теперь выгуливать свои бриллианты – совершенно непонятно.
Но давайте вернемся в кинозалы.
Каннские программщики любят начинать фестиваль с чего-то громкого, биг-бада-бума, и “Донбасс” Сергея Лозницы, открывший вторую по важности программу "Особый взгляд", – как раз такое кино.
Действие фильма разворачивается на востоке Украины, захваченном сумасшедшими с автоматами, населенном обездоленными и оболваненными. “Донбасс” не берет пленных и не оставляет пространства для разночтений. По мнению режиссера, русский мир безобразен, и два главных чувства, которые он транслирует на экран, – это отвращение и ужас.
Как и в прошлой работе Лозницы “Кроткая”, сюжетом движет калейдоскоп лиц, достойных серии “Капричос" Франциско Гойи, которым больше подходит определение “рожи”, чем “лица”. Сонм ярких выпуклых персонажей, среди которых нет одного главного, сливается в большой чудовищный вертеп.
Люди в камуфляже отжимают джип у конкретного пацана в золотых часах, чтобы "сражаться с фашистами". Бой-баба в папахе заставляет раздеться по пояс пассажиров "уазика" мужского пола. В своем намерении сатирой жечь сердца Лозница в некотором роде заходит на территорию Бунюэля – в одной из самых ярких сцен фильма артистичный мужчина в кожанке демонстрирует изумленным нянечкам и медсестрам запасы большой жратвы, которые утаил от них заведующий роддома.
"Наших” от “чужих” можно отличить разве что по нашивкам, но независимую Украину мы фактически видим всего дважды: на блокпосту, где солдаты не могут проверить документы из-за сломанного компьютера, и в центре Донецка, куда выводят связанного волонтера с украинским флагом на плечах, чтобы его растерзала толпа.
“Толпа" – вообще центральное слово фильма. В “Донбассе” толпа гримасничает, скалит зубы, брызжет слюной. Эта толпа показана настолько отталкивающей, что взрывы от снарядов, регулярно прилетающих откуда-то с неба, выглядят божественным провидением, очистительным огнем.
В кадре появляются документалист Течинский в роли фиксера для немецкого журналиста и муза Киры Муратовой Наталья Бузько, которая регистрирует брак персонажей из гоголевской “Женитьбы”, – тучной женщины по фамилии Купердягина и квелого мужчины по фамилии Яичница.
Это снова текстоцентричное кино – с экрана звучит помесь русского с украинским, суржика с трехэтажным матом, и характеры персонажей точнее всего обозначают интонации, с которыми они говорят. Только если “Кроткая” была повестью, то “Донбасс” – это сборник рассказов, коротких заметок врача, который убежден, что пациент неизлечимо болен.
В завязке и в финале эти зарисовки закольцовывают сцены в гримвагоне, где мастера макияжа рисуют синяки людям, которые расскажут телевизионным камерам, как они пострадали от украинских военных.
Нет никаких сомнений: Лозница видит Новороссию территорией тотального абсурда, съемочной площадкой нелепого фарса, который мог бы даже показаться смешным, если бы речь не шла о реальных человеческих жизнях.
Так же очевидно, что это работа режиссера, уверенного в своей правоте. Однозначность в оценке того, что именно происходит на востоке Украины, крайне редко свойственная русскоязычной интеллигенции, вызывает уважение и легкое чувство ностальгии. Всем, кто следит за режиссером со времен его первых сдержанных документальных работ, нужно смириться с тем, что Лозница теперь такой: избыточный, отчаянный, язвительный, бескомпромиссный.
Читайте также: Канны: Пенелопа Крус изменяет Альмодовару с иранцем.