Основной инстинкт, или Как мозг воспринимает красоту? Отвечает нейрофизиолог Нана Войтенко

 "Наука — это она" — образовательный проект STEM is FEM, созданный при поддержке "ООН. Женщины" и "ЮНИСЕФ Украина". Цель проекта — поощрение молодых женщин и девушек к выбору STEM-специальностей (наука, технологии, инженерия, математика) и развитию карьеры в этой сфере. В его рамках прошел всеукраинский молодежный конкурс эссе о женщинах-ученых. Пять современных иллюстраторов создали портреты 12 украинских женщин-ученых, а девушкам от 14 до 21 года было предложено написать эссе о том, чем они их вдохновляют. 

Специально для BURO., мы поговорили с одной из ученых проекта "Наука — это она", нейрофизиологом Наной Войтенко, о нейроэстетике — науке, которая использует нейрологию для объяснения и понимания эстетического опыта.

Нейроэстетика как наука появилась в 20-е годы прошлого столетия и является предметом интереса нейрофизиологов, психологов и философов. Большинство теорий в рамках этого учения остается гипотезами. Пока нет прибора, который мог бы измерять человеческую мысль. Максимум, что мы можем сделать, — измерить при помощи функционального МРТ активность тех или иных отделов мозга при выполнении определенных задач или при восприятии каких-то образов. Тем не менее есть некоторые закономерности, которые действительно можно определить на основе общих знаний психологии, философии и физиологии. Как нейрофизиолог я могу рассуждать об этом, опираясь на знания об устройстве мозга.

Как мозг меняет свое мнение? Почему в разные эпохи стандарт телесной красоты менялся радикальным образом — от пышных форм до мальчишеских пропорций?

У каждого человека есть своя субъективная реальность, которая формируется под воздействием внешних факторов — воспитания, окружающей среды, жизненного опыта. Если нам с экранов телефонов и телевизоров (а в прошлом — с полотен картин модных художников) транслируют определенный идеал красоты, то наша субъективная реальность, естественно, меняется. Кроме того, нужно учитывать взаимодействие лимбической системы, где формируются эмоции, с префронтальной корой, где у нас происходит анализ. У людей способность анализировать входящую информацию — разная.

У кого-то может преобладать эмоция над мыслью, у кого-то наоборот. Скажем, кому-то доставляет удовольствие всегда "быть в тренде", и потому изменение стандарта красоты, особенно в моде, для определенных людей может меняться очень быстро.

Наш мозг в отношении идеала телесной красоты находится под влиянием функциональной необходимости. "Гладка та гарна" — до сих пор старушки в украинском селе так назовут пышнотелую девушку. Ее красота функциональна, потому что женщины в селе, в недавнем прошлом, должны были много работать и рожать.

При этом уже в 1960-70-е городская женщина должна была обладать большей мобильностью и, соответственно, быть более атлетичной — под воздействием этого менялся и стандарт красоты. Сегодня женщины в Украине рожают в большинстве случаев одного ребенка, максимум — двух, и у них в распоряжении есть целый арсенал технических приспособлений, которые упрощают жизнь мамы. Так что даже субтильная девушка может справиться с этой ролью. В пышнотелости больше нет практической пользы.

Каноны красоты лица, заложенные на генетическом уровне, опять же зависят от функциональности. Гладкая кожа — это признак здоровья. Привлекательность — это механизм, при помощи которого люди успешнее реализуют свой основной инстинкт продолжения рода, равно как и удовольствие от секса и состояния влюбленности. Разумеется, для продолжения рода нужно выбирать лучшего партнера. Лучшего = здорового. Наш мозг всегда будет подсказывать: красивый — это здоровый.

Идеалы красоты ранее были более локальными, теперь стремятся к унификации. Увидев инстаграм Ким Кардашьян, многие девушки могут для себя решить, что им проще быть похожими на нее, а не похудеть на 20 кг и стремиться к стандарту подиумной модели, все еще невероятно популярному. Однако мир становится более инклюзивным. Каждый может выбирать свою субъективную реальность.

Как быстро меняется эстетический стандарт? Мозг пластичен и впитывает тренды той среды, где пребывает человек. Например, я росла в Баку, где у девушек было принято ярко, по-восточному, красить глаза. После я поступила в Московский физико-технический институт, где у девушек макияж считался чуть ли не дурным тоном. Поначалу, у меня это вызвало когнитивный диссонанс, потому что мой мозг не сразу был готов воспринять такую норму, но адаптировался довольно быстро.

Почему женщины в некоторых обществах перестают выбирать красивых маскулинных партнеров? Мы, женщины, подсунули нашему мозгу понимание того, что для долгой счастливой совместной жизни просто красоты недостаточно. Мы ищем партнера для долгих отношений, а не просто для продолжения рода, и потому ожидаем, что наш партнер сможет обеспечивать семью и воспитывать детей. Современные женщины быстро понимают, присутствуют ли желаемые параметры — ум, трудолюбие, состоятельность — в потенциальном партнере. Ничего удивительного в том, что для многих современных женщин состоятельность партнера превалирует над его физической красотой. Состоятельные люди для многих привлекательны именно из-за качеств, благодаря которым они "состоялись" — трудолюбие, ум, креативность, предприимчивость.

Ведь тогда жизнь женщины буквально зависела от того, быстро ли твой мужчина бегает. Как только человеческая деятельность стала связана с интеллектуальным трудом, критерии изменились.

Сегодня мы принимаем во внимание признаки, неочевидные и нетипичные для стандартного набора идеального партнера. Люди ставят себе задачу найти родную душу, а не родное тело. Душа — это наше сознание, то, что генерирует наш мозг, потому мы ищем по сути "родной мозг", с которым нам будет интересно, с которым нас будут объединять общие ценности. Раньше целью семьи было родить больше детей и прокормить их, мужчины и женщины были заняты выполнением своих отдельных задач. Сейчас мы объединяемся в союзы, чтобы сделать свою жизнь более интересной, потому приоритеты меняются и стандарты красоты соответственно. Приведет ли это к более низкой рождаемости? Возможно. Но и выживаемость детей резко увеличилась в развитых странах. Растить детей стало намного проще, и делать это вместе с "родным мозгом" доставляет массу удовольствия.

Сейчас происходит принятие идеи того, что гендерная идентичность может быть разной. Пол ребенка закладывается на ранних этапах развития эмбриона. В некоторых случаях мозг начинает развиваться по женскому пути, а тело — по мужскому или наоборот. Такое несоответствие ранее рассматривалось как патология В Англии, например, до недавнего времени гомосексуализм принудительно лечили гормонами. В некоторых странах за это дают статью, вплоть до смертной казни. Сейчас в открытых обществах люди начали говорить о гендере, проводить исследования и принимать соответствующие законы. Несоответствие химической машинерии мозга внешним половым признакам сейчас рассматривается как форма развития. Но пока до идеала нашему обществу далеко. Поэтому я недоумеваю, когда слышу разговоры о том, зачем же нам все эти марши равенства и ЛГБТ-прайды, зачем это всё рекламировать и смущать детей, девочка мол, должна любить мальчика, мальчик — девочку, а те, кто выпадают из этой схемы, пусть себе тихонько сидят, их уже никто не трогает.

Когда-то ненормальным считалось избирательное право для женщин, и нашими прабабушками оно добывалось в тяжелой борьбе. И сейчас это стало нормой. То же самое с сегрегацией. Я уверена, что рано или поздно различные гендерные идентичности будут восприниматься нормально. Чтобы общество пришло к этому, надо признать тот факт, что проблема гендерной идентификации важна и не придумана, а невозможность и опасность принять себя таким, какой ты есть, делает людей несчастными. Такая проблема реально существует. Это проблема конкретных людей, хороших людей, которые абсолютно не виноваты в том, что они родились, например, с определенным цветом глаз. Мы же не пытаемся принять закон, который ограничит в правах людей, например, с голубыми глазами.

Если вообще говорить о "нормальности" нашего мозга, то надо понимать, что психологическая норма и патология — это не два дискретных состояния. Это некий отрезок развития от совершенной нормальности, которая тоже трудно определяется, до тяжелой патологии. Для того, чтобы понять, что ломается в мозге при различных психических отклонениях, нужны исследования, в большинстве случаев дорогие и достаточно нетривиальные. Очень сложно и не всегда возможно исследовать мозг живого человека, потому ученые проводят исследования на лабораторных животных. Их специально выращивают, чтобы потом принести в жертву науке. Я уважаю мнение тех, кто выступает против исследования на животных. Однако мы должны понимать: чем меньше будет исследований на животных, тем меньше у нас шансов разобраться, как работает человеческий мозг. Ведь наш мозг — самая сложная материя в известной нам Вселенной.

Читайте также: Женская красота глазами самих женщин: Появился журнал, воспевающий разнообразие тела.